Социолог михаил соколов сравнил российские и зарубежные университеты. Социолог Михаил Соколов: «Люди одного социального положения часто имеют родственные души Профессорская корпорация Германии

Известный российский социолог, профессор факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаил Соколов приехал в Калининград, чтобы прочитать в БФУ им.И.Канта лекции в рамках образовательного проекта «Универсариум» и принять участие в семинаре.

В интервью сайт ученый рассказал о том, какие люди с наибольшей вероятностью могут создать прочные союзы (в том числе - брачные), где живут самые счастливые люди на Земле и насколько можно доверять социологическим опросам.

Михаил Михайлович, социология очень интересная наука, но в большинстве случаев вчерашние школьники, поступая в университет, очень мало знают о ней. Что нужно, чтобы понять ее суть можно скорее?

Начать заниматься социологическими исследованиями самому. Лучший, вероятно, способ быстро научиться социологии - найти интересный для себя вопрос, например, о том, как обзаводятся друзьями, или о том, где люди находят любовь всей жизни, – и попробовать подойти к ответу на этот вопрос строго научно, изучив литературу, собрав данные, проанализировав их, сделав выводы.

Знаете, мы все любим историю про Золушку, про принцев и нищих. То есть, про то, когда люди из разных слоев общества находят друг друга. Но в действительности шансы формирования какого-то действительно успешного союза, пересекающего много социальных границ, крайне низки. Поэтому наибольшие шансы провести остаток жизни у каждого из нас с теми, кто похож на нас самих по наибольшему числу параметров (кроме, понятно, пола, если мы говорим о браке, но включая пол, если мы говорим о друзьях) – по возрасту, по образованию, по занятию, по интересам, во многом по имущественному положению, то есть с теми, кто принадлежит к тому же классу. И дело здесь не столько в материальном положении, сколько в общих интересах, которые часто напрямую зависят от достатка. Молодые люди, когда знакомятся, могут не думать о том, что они завязывают какие-то полезные экономические связи или что решают какие-то вопросы с наследованием земли, имущества и так далее. В этот момент им важно иметь общие темы для бесед, важно слушать одну и ту же музыку, читать одни и те же книги. То есть спутников жизни и друзей мы, как правило, выбираем по зову сердца. Но в большинстве случаев получается так, что люди с похожим экономическим положением ещё и чувствуют, что у них души родственные. Если мы присмотримся к устоявшемуся капиталистическому обществу, то обнаружим, что его экономическим слоям соответствуют разные образовательные уровни и разные шаблоны потребления, на основании которых мы делаем выводы о личностном сходстве.
Был такой знаменитый французский социолог Пьер Бурдьё, который описывал Францию как систему классового воспроизводства, построенную на том, что не богатство передаётся по наследству, а культурный капитал передаётся из поколения в поколение, а уже потом он превращается в богатство.

Бурдьё пришёл к выводу, что высокая культура - это инструмент прочерчивания социальных границ.
Когда высокая культура в нашем понимании только складывается – в Средневековье её не было – то только люди, у которых есть много свободного времени и денег, могут потреблять её блага. Крестьянам некогда учить детей читать и писать, да и городской буржуазии в основном не до приобщения к высокой культуре. Потом возможности для культурного участия как будто растут, но оказывается, что все равно некоторые слои участвуют в этом процессе куда активнее других, и, как показывает Бурдьё, это прежде всего те, кто происходит из наследственно богатых семей, причем эти семьи не размываются, оставаясь эндогамными – их дети обычно сочетаются браком с другими такими же детьми, просто потому что юношам и девушкам из этих семей есть, о чем друг с другом поговорить. Да хотя бы об оперной музыке, которой их с детства терзали!
А вот, например, у каких-нибудь успешных айтишников, несмотря на то, что это тоже, мягко говоря, не бедные люди, совсем немного шансов войти в эту среду. Они долго учились полезным вещам, тяжело работали, и у них не было на оперу времени. Хотя во Франции, говорит Бурдье, первой заботой новых богатых будет обеспечить вхождение детей в соответствующую среду. Получается, что согласно Бурдьё, вся наша высокая культура создается и воспроизводится по причине того, что это очень удобный социальный инструмент. Часто спрашивают, имеет ли это какое-то отношение к России – у нас у всех на уме «новые русские» из 90-х, которые точно не были культурной элитой. Но, удивительным образом, исследования показывают, что и в бывших социалистических обществах в среднем интеллигенция пережила кризис с меньшими потерями – всем пришлось трудно, но ей пришлось чуть легче других – и что интеллигентские семьи остались эндогамной группой, пусть не самой богатой, но по российским меркам достаточно благополучной, если судить не только по доходам, по продолжительности жизни или криминальным рискам.

- Социология помогает смотреть на жизнь философски…

Один из классиков социологии Эмиль Дюркгейм считал, что социология - это высшая эмпирическая, подлинно научная разновидность философии, поскольку она, помимо всего прочего, отвечает на вопросы: «В чем смысл жизни?» и «Что такое счастье?» Дюркгейм связывал это понятие с социальными связями. И, надо сказать, современные исследования, в целом, подтверждают верность этих выводов. Они говорят о том, что, чем больше у человека друзей, тем в большей степени он чувствует себя счастливым.

Ну, я бы не спешил с такими выводами. Практика показывает, что у богатых, карьерно успешных людей, друзей больше, чем у небогатых и у неуспешных. Увы. И дело здесь опять же не в том, что люди заводят дружбу с богачами из корыстных побуждений. Успешные люди привлекают к себе, потому что с ними легко, потому что они не жалуются на жизнь, потому что им не надо постоянно проявлять сочувствие и так далее. Кроме того, состоятельный человек способен оказать массу мелких услуг и вызвать тем самым искреннее чувство благодарности. То есть, обеспеченные люди выигрывают и здесь. Конечно, связь тут двусторонняя – не только богатые легче обзаводятся друзьями, но и люди с большим числом друзей легко находят, например, новую хорошую работу, если потеряли старую. Социологи назовут это конвертацией социального капитала в экономический и обратно.
Так что непосредственно самым лучшим фактором, предсказывающим счастье, будет число близких друзей. Но счастье такого рода, если и не купишь, то какое-то отношение деньги к его приобретению имеют. Согласно исследованиям, ведущимся последние десятилетия, наиболее счастливыми себя чувствую жители стран с высокими уровнем ВВП на душу населения. Ну и, может быть, еще католики-латиноамериканцы.

- Скажите, а насколько объективны уличные опросы?

Опросы, которые касаются, например, выборов, достаточно надежны. Дело тут в том, что в развитых демократиях люди хорошо представляют себе, для чего проводятся такие опросы, они знают, что результаты будут опубликованы в прессе, поэтому отвечают честно для того, чтобы повысить шансы на успех своего кандидата, сделать повыше его рейтинг. То есть, люди понимают, что опрос - это своего рода репетиция настоящих выборов и рекламируют того, за кого будут голосовать.
Гораздо хуже дела обстоят с опросами на более абстрактные темы. Например, о ценностях. Как будет рассуждать человек, которого спросили, «являются ли деньги для вас серьезной ценностью», социолог не знает. Подойти к пониманию ответа на этот вопрос можно десятком способов – один человек решет, что раз выбрал карьеру, которая сделала его богатым, то, наверное, деньги значимы; второй подумает, что раз он тратит очень много времени на их зарабатывание, то они значимы, а третий подумает, что, раз он о них постоянно думает, то они значимы. Но это могут быть три совершенно разных человека.

Вы сказали, что опросы про выборы в большинстве случаев верны. Но вот, например, никто ведь не предсказывал победу Трампа на президентских выборах в США.

Это, безусловно, провал. Оправдать социологов здесь может только то, что по голосам разрыв между Клинтон и Трампом был минимальный. Они пришли к финишу, что называется, ноздря в ноздрю, и главные ошибки были связаны не с опросами, а с тем, как в дальнейшем результаты этих опросов обрабатывались. Чтобы устранить факторы, связанные с разной готовностью респондентов участвовать в выборах, (скажем, человек говорит, что поддерживает Клинтон, но голосовать, скорее всего, не пойдет – надо ли при прогнозе учитывать его голос?) и с разной готовностью отвечать на вопросы социологов (в целом, чем выше образование, тем выше готовность рассказать о себе) для разных категорий респондентов вводятся разные веса. В 2016 оказалось, что процедуры, использованные в предыдущие годы, не сработали. Ошибка в абсолютных значениях была небольшой, а вот эффект имела катастрофический.

Есть несколько перспективных направлений. Одно из них связано с большим объемом новых данных, которыми очень легко оперировать. Есть, например, миллионы аккаунтов в социальных сетях, которые дают в общем весьма полную картину культурной или политической жизни, - особенно, что касается младшей возрастной группы. Со старшей возрастной группой сложнее, потому что здесь прослеживается довольно четкая социальная стратификация. Если человеку около пятидесяти лет, и у него есть страничка в популярной социальной сети, значит, это человек, скорее всего, в своей жизни очень много писал и читал. То есть, у научного сотрудника этой возрастной группы аккаунт будет с очень большой долей вероятности, а вот у его сверстника-водителя, наоборот, с очень небольшой.

- Каковы ваши планы сотрудничества с БФУ им.И.Канта?

Я надеюсь, что совместная работа окажется плодотворной. В частности, обсуждалась возможность организации на базе БФУ им. И. Канта серии регулярных семинаров с участием известных социологов, изучающих все тем темы, о которых мы говорили, – социальный и культурный капитал в российском и европейских обществах, границы, перспективы использования социальных сетей как исследовательского инструмента.

Чтобы сообщить об ошибке, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Научное знание имело статус официальной советской религии, потому что было единственно верное марксистско-ленинское учение, которое, основываясь на научных идеях в отношении всего-всего, предсказало будущее развитие общества, победу коммунизма и все остальное, что оно предсказало. И с этой точкой зрения наука действительно занимала в официальной мифологии и идеологии очень важное место. Правда, это было скорее головной болью для науки, потому что наука категорически отказывалась поставлять то, что в эту картину мира встраивалось. Была экономика, была демография, была история, которая производила неудобные данные, была биология, которая тоже создавала некоторые аномалии вокруг себя. Поэтому получалось, что знание, с одной стороны, как бы официально должно было встраиваться в советскую идеологию, а с другой стороны, регулярно оказывалось, что оно из-за этого становится проблемой.

Официальная идеология лежит в сфере нормативной, в сфере морали. В ней могут быть какие-то идеи из политической философии, но точно не из микробиологии или генетики. А в Советском Союзе получалось, что все это тоже как-то пристегнуто к единой картине мира, поэтому для того, чтобы эта картина мира не рассыпалась, нужно вмешиваться в разные научные сферы.

Однако область контроля, область, за которой признавалось первенство партийной философии, постепенно сужалась. Большая дискуссия, которая освободила физматнауки от диалектического материализма, случилась еще при живом Сталине, в конце 40-х — начале 50-х годов. Связано это было с атомной бомбой. А после Лысенко стало понятно, что лучше и от биологии держать руки подальше.

Когда все рухнуло, обнаружилось, что пламенные коммунисты есть, но их доли процента, гораздо меньше, чем членов партии. Все остальные с удовольствием стали осваивать то, чего они всегда хотели, но в Советском Союзе было нельзя. Астрология расцвела. Один из первых продуктов, который продавался в кооперативных газетных ларьках, — это разные астрологические прогнозы.

Посетители библиотек являются довольно правдоподобным слепком остального населения. Нет ощущения, что это какие-то кардинально другие люди. Судя по опросам, нельзя сказать, что люди много ходят в библиотеки, потому что у них нет денег, а как только у них появляются деньги, они начинают покупать книги в магазине. Как ни странно, доходы скорее положительно влияют на возможность похода в библиотеку. Если сравнить предпочтения читателей библиотек со списками самых популярных книг в книжных или интернет-магазинах, то можно увидеть, что они почти не отличаются. Самый издаваемый автор — Донцова. Самое большое количество скачиваний книг опять же у Донцовой. И, наконец, чьи книги чаще всего берут в библиотеке? Снова Донцова.

Это не дает нам ответа на загадку: если посетители библиотеки так похожи на всех остальных, то в чем же разница? Почему некоторые ходят в районные библиотеки, а некоторые говорят, что в жизни там не были, хотя вроде как эти люди похожи по возрасту, образованию, доходам и по роду деятельности. <...>

Одной из задач исследования было понять, существует ли в современной России хороший вкус как социальное явление — есть ли в обществе группы, которые определяют себя через вкус, который они считают хорошим, и через противопоставление своих вкусов вкусу других групп, который они считают плохим. То есть задача исследования состояла в том, чтобы понять, существует ли в обществе культурный снобизм как группообразующий признак, и если есть, то какие именно группы его демонстрируют.

На уровне расхожих представлений в России уже столетия существует интеллигенция, которая определяет себя через образование, занятие некоторыми профессиями (со времен Чехова классическими интеллигентами считаются врачи), а также через «культурность» — хорошие манеры, хороший вкус, в особенности в том, что касается искусства. Нашей задачей было понять, правда ли мы можем найти подтверждения того, что все эти социальные характеристики -образование, «интеллигентские» профессии — соответствуют каким-то характерным предпочтениям в литературе. <...>

Среди читателей библиотек вообще больше людей с высшим образованием (три с высшим к одному со средним специальным), однако среди 200 самых популярных авторов мы обнаружим как тех, кого люди с университетским дипломом и дипломом техникума будут брать примерно с равной частотой (Юлия Шилова), так и тех, которых люди без высшего не будут брать вообще (Фаулз). Картина в общем соответствует представлению о том, что существует интеллигенция, представители которой имеют высшее образование и воротят нос от условной Шиловой. Однако, когда мы смотрим на то, каковы вкусы отдельных профессиональных групп, нас ждут сюрпризы.

В особенности изумляет положение двух групп, которые, теоретически, должны быть ядром интеллигенции — университетских преподавателей и врачей. Преподаватели будут брать Ремарка и Маркеса реже, чем официантки и индивидуальные предприниматели. Для врача в четыре раза более вероятно взять Донцову, чем для переводчика, а для переводчика - в два раза более вероятно взять обобщенного Пушкина. Обывательские представления о настоящей интеллигенции, состоящей из врачей, учителей и библиотекарей, оказываются чем-то далеким от реальности. <...>

Есть ощущение, что с возрастом люди перестают вкладываться в саморазвитие и начинают читать литературу попроще. У читателей 25 лет Достоевский более популярен, чем Акунин. У людей в 60 лет Акунин в полтора раза более популярен, чем Достоевский. Можно предположить, что они уже просто прочитали Достоевского, но смущает то, что они не читают авторов из того же авторского набора. Вместо этого мы видим переключение на современную русскую прозу в значительной мере развлекательного свойства. Эта картина, конечно, явно противоречит обывательскому представлению о том, что выросли поколения, лишенные культурности, а подлинная интеллигенция — это питерские старушки.

«Слону не о чем дебатировать с Моськой!», - депутат-единоросс Борис Резник сослался на невиданное преимущество партии власти. А руководитель «Фонда общественное мнение» (ФОМ) Александр Ослон объяснил, что никакой всероссийской системы фальсификаций за партию «Единая Россия» нет и быть не может: отсутствует должная лояльность на местах, ну а запредельные рейтинги за список Путина - правильные и верные. Выбор таков: верить кремлевскому подрядчику-социологу и принимать логику депутата или все же верить глазам своим, а также опыту последних лет.

Весной участники выборов знали о прямом указании свыше пропустить в Московскую областную думу партию власти и КПРФ. Тогда наблюдатели от СПС, «Яблока» и «Справедливой России» разоблачили сотни случаев манипуляций и фальсификации: от воинских частей перемещавшихся с участка на участок, до наглых вбросов, когда членов избиркомов ловили за руку. В итоге, эсеры в Мособлдуму со скандалом прошли, а правые не дотянули полпроцента. Пострадавшие судятся, доказывая нелегитимность выборов. (Подобные истории происходили в марте еще в пяти областях).

Если в одной губернии бюрократии по силам организовать системную фальсификацию, то почему это невозможно по всей стране? Сравнительный анализ данных опросов Ассоциации региональных социологических центров (АРСЦ) 2003 года и реальных результатов «Единой России» показал размах манипуляции на выборах. В 2003 году опрос давал «Единой России» лишь 22-25 %. А получила она около 37-и. Таким образом, 12-15 % - это и есть премия, которую партия власти получает в связи со своим особым положением, административным ресурсом и прямыми подтасовками. В 2007 году «Единая Россия» не ослабла: почти все губернаторы стали частью избирательной машины, возглавили списки, получили планы – не менее 55%, учинив неформальное соревнование за 75% голосов. Якобы при таком результате Путин пообещал возглавить «Единую Россию».

По данным исследования АРСЦ октября 2007 года в 19 регионах за «Единую России» готовы были голосовать от 57% в Новгороде до 35% в Москве и 30% в Петербурге. Глава центра «Циркон» Игорь Задорин дал на основе опроса (явно с поправкой на административный ресурс) прогноз: 52-55% за партию власти, в Думу также пройдут КПРФ, эсеры и, возможно, ЛДПР. ФОМ утверждает: 56% из тех, кто намерен участвовать в декабрьских выборах, готовы проголосовать за "Единую Россию", 8% - за КПРФ, 6% - за ЛДПР, 4% - за "Справедливую Россию", по 1% - за АПР, "Яблоко" и СПС.

Казалось бы, государственной машине, вооруженной цифрами лояльных социологов и ими зомбирующей электорат, нечего опасаться. Отчего же отовсюду идут сообщения об административном нажиме? Есть проблемы у «Яблока», «Справедливой России» и даже ЛДПР, что еще можно отнести на счет «соревнования» губернаторов. Но парализовавшие кампанию СПС аресты тиражей газет органами МВД, проведенные по всей России, по силам только федеральной власти.

Меж тем, кроме агитационной социологии, есть и другая наука. «Мочить» СПС начали после утечки из ВЦИОМа о рейтинге в 5,2 %. В опросах АРСЦ рейтинг СПС в октябре колеблется от 8% в Перми до 6% в Челябинске и 5% в Петербурге и Москве. Согласитесь, что это не 1%! Более того, небезнадежно и «Яблоко». Еще до начала ноябрьской агитации партия имела 6% в Москве и Челябинске, и твердые 3-4% в других городах. Так что не случайно власти подняли барьер до 7%.

Еще весной я писал, что главной мишенью Кремля будет не КПРФ, а любая пятая партия, имеющая некоторые шансы попасть в Думу. Она лишает Грызлова и его соратников простого большинства. Собственно, при честных выборах, «Единая Россия» его никак и не набирала, куда уж до намеченного ныне большинства конституционного!

Но задача - именно две трети мест. Отсюда и «абсолютное оружие» - Путин во главе списка, и операции по развалу «Справедливой России» изнутри, и стравливание эсеров с КПРФ, и бесконечные прогнозы одних и тех же социологов-агитаторов, что «старик» Жириновский не преодолевает 7%. Команда «мочить» всех прошла после взлета цен на продукты, когда заколебался рейтинг «Единой России». «Эффект Путина» во главе списка нивелирован потерей 5% голосов, сообщают источники, знакомые с закрытыми региональными исследованиями.

Роль же особо гонимой пятой партии досталась правым, даже не за то, что оскорбленные лидеры СПС - уже без Чубайса - заговорили о культе личности Путина и его курсе по возврату в СССР, а в силу их реального рейтинга. Предложенная в арестованных миллионах экземплярах газет программа пенсионной реформы «как на Западе» могла привлечь к ним недостающие полтора-два процента голосов старшего поколения.

Уверенность есть в том, что если парализованные прогнозами «социологов» о двухпартийной Думе, граждане на выборы не придут, их чистые бюллетени будут использованы.

Желаемые 75 липовых процентов «за» превратят «Единую Россию» в партию азиатской плутократии (такими были Гоминдан, Голкар, Партия верного пути), в КПСС - коррумпированных сановников, а Путину выдадут индульгенцию на превращение в Кемаля, Сухарто или Чон Ду Хвана, а, возможно, и в Сталина современной эпохи.