История юдифь и олоферн. История и этнология

Красивая вдова Юдифь - символ борьбы иудеев с угнетателями и пороками. Героиня сказаний и легенд не побоялась пойти наперекор друзьям, отстояла собственную веру в бога и родной город. Женская хитрость и непреодолимая убежденность в помощи свыше помогли хрупкому созданию одолеть опасного врага. Живое олицетворение фразы «сила в слабости», Юдифь по праву считается предшественницей .

История появления

Легенда, посвященная девушке, подробно изложена в «книге Иудифи». Автор сказания неизвестен, но выдвигается версия, что записала собственные подвиги сама героиня истории или кто-то, упоминаемый в рассказах.

Если для верующих существование Юдифи очевидно, то исследователи вовсе не уверены, что еврейская вдова жила на этом свете. Ученые утверждают, что в сказании слишком много несоответствий.

• Юдифь (на иврите Йехудит) - женский вариант имени Иуда.
• Художник посвятил героине две картины. Натурщицей для образа Юдифь выступила Адель Блох-Бауэр. В отличие от непорочного произведения Джорджоне, Юдифь Климта выглядит чувственной и даже развратной.

• На площади Палаццо Веккьо установлена бронзовая группа «Юдифь и Олоферн». Скульптура создавалась для дворца Медичи, но позже перенесена в центр города. Автор творения - итальянский скульптор .
• В честь иудейки назван астероид, расположенный между орбитами Марса и Юпитера.
• Под именем Юдифь в 1994 году российская певица впервые представляла интересы России на Евровидении. Артистка исполнила песню «Вечный странник».

ЮДИФЬ И ОЛОФЕРН

Ассирийский царь пошел войной на царя мидийского, который засел в городе Экбатаны за высокими стенами. Стал царь Ассирии просить помощи у своих соседей - персов, иудеев, и даже до Египта доходили его послы, но каждый считал его ровней и безбоязненно отправлял царских послов без подарка.

Очень разгневался ассирийский царь и дал клятву безжалостно отомстить соседям. А поскольку мидийцев он все-таки победил, почуял он в сердце чрезмерную гордость. Решил он стать богом всего мира и сказал полководцу своему Олоферну:

Собери большое войско и отправляйся в поход. Пусть все западные страны тебе покорятся, а не то всю их землю покроют стопы моего войска и все живое я ограблю и предам смерти.

Собрал Олоферн войско, и города один за другим не выдерживали напора - Олоферн грабил, жег, убивал, так что многие селения в стране посылали сказать: «Мы рабы твои и делай с нами, что хочешь».

Ассирийцы сметали все местные божества, вырубали священные рощи, чтобы на всех языках звучало одно только имя - имя ассирийского государя.

Бросились сыны израильские укреплять стены своих городов, готовили запасы к осаде, делали засады на вершинах гор и в долинах, взывали к Богу, чтобы не выдал врагу их жен и детей.

Сильно разгневался Олоферн, когда узнал, что готовятся они к бою. Созвал князей ближайших земель и спросил:

Расскажите о тех, кто не хочет мне подчиниться. В чем их сила? Почему они непокорны?

И сказал ему Ахиор, предводитель аммонитян:

Их Бог для них самая большая охрана. Он вывел их из Египта, по дну моря провел так же просто, как по земле, и давно известно: как только отходят они от Бога, сразу же попадают в неволю. Сейчас тебе, господин мой, необходимо узнать: согрешили они перед своим Богом или нет. Если есть на них грех, они падут, если нет, то мы только людей насмешим.

Один Бог есть на свете - царь ассирийский, - сказал Олоферн и приказал связать Ахиора и бросить врагам.

Если ты прав, то останешься жив, а нет - погибнуть тебе вместе с ними!

Так и сделали с Ахиором: связали и бросили к подножью горы.

Взяли его сыны израильские, развязали веревки и отвели в ближайший город Ветилуй. Весь город сошелся послушать его рассказ. И все хвалили аммонитянина.

На другой день воины Олоферна окружили город, и князья покоренных племен посоветовали Олоферну не воевать понапрасну, но перекрыть единственный водный источник.

Жажда выгонит их из города. Они сами тебе сдадутся, наш повелитель! - сказали князья.

Так и сделал Олоферн.

Осада длилась тридцать четыре дня. В городе не было уже ни капли воды, люди не могли ходить и падали на перекрестках.

Почему мы не сдались ассирийцам?! - кричали жители города. - Легче погибнуть от их руки, чем от жажды.

Подождите еще пять дней. Если за это время Бог нам не поможет, будь по-вашему, откроем ворота ассирийцам, - предложил старейшина, и все согласились.

Весть об этом решении дошла до вдовы по имени Юдифь. Была она всеми уважаемая красавица, никто никогда не молвил о ней худого слова. Несколько лет назад муж ее скончался от солнечного удара, когда следил за уборкой снопов. Муж оставил Юдифи большое богатство, но она скромно проживала в светлице вместе со служанкой и не снимала с себя убора вдовы.

Пригласила Юдифь старейшин к себе и сказала:

Зачем вы искушаете Бога установлением сроков? Может быть, он поможет нам раньше, чем через пять дней.

Ты права, - согласились старейшины.

Я освобожу вас от врага, - сказала Юдифь. - Сегодня ночью выпустите из города меня и мою служанку. Не спрашивайте, что я собираюсь делать. Все узнаете после.

Иди, если хочешь. Пусть Бог тебе поможет, - решили старейшины.

Сняла Юдифь одежды вдовы, омылась последней водой, которая была в доме, намазалась душистыми мазями, расчесала волосы и украсила голову, надела самое красивое платье, в котором нравилась покойному мужу, обулась в лучшую обувь, убрала себя драгоценными камнями и стала так прекрасна, как только может быть прекрасна женщина в лучшую свою пору.

Служанке она дала вина, немного масла, муки и хлеба.

Выпустили Юдифь из города, пришла она к ассирийцам и сказала:

Я знаю, что город мой скоро падет, и хочу показать князю вашему Олоферну путь, на котором он без потерь возьмет все города.

Ассирийцы глаз с нее не сводили. Никогда еще не видели они женщину такой красоты.

Твое решение спасло тебе жизнь, - сказали они и отвели Юдифь к Олоферну.

Олоферн лежал за пурпурной завесой, прошитой золотом и украшенной дорогими камнями.

Встал Олоферн, когда ввели Юдифь, и она пала перед ним на землю.

Поднимись, женщина, и не бойся. Скажи, почему ты пришла ко мне? - спросил Олоферн.

Сегодня мой город наказан за большие грехи. Он скоро падет, и я послана Богом сказать тебе это. Позволь мне остаться у тебя, а ночами ходить в долину молиться, чтобы Бог мне сказал, когда он отдаст тебе город.

Хорошо сделал твой Бог, коли послал тебя ко мне, - обрадовался Олоферн.

И тут же приказал поселить Юдифь в шатре, в котором хранилось серебро, и кормить ее со своего стола.

Я буду есть только то, что принесла с собой моя служанка, - отвечала Юдифь.

А что ты будешь делать, когда твой запас кончится? - возразил Олоферн.

Не успею я съесть и того, что имею, как Бог сделает свое дело, - усмехнулась Юдифь и пошла в свой шатер.

Юдифь немного поспала, еще до зари отправилась в долину, умылась там у колодца, помолилась, а потом вернулась в шатер, и никто ее не останавливал, ибо так повелел Олоферн.

Три дня ходила она так в долину.

На четвертый день Олоферн созвал пир и пригласил на него Юдифь.

Не смею отказать моему господину, - отвечала Юдифь. - Это очень высокая честь для меня.

Пришла и села у ног Олоферна. У него даже сердце сжалось от восхищения ее красотой.

Пей и веселись вместе с нами, - сказал Олоферн.

Пила она вместе с ними, но ела лишь то, что давала ей служанка.

Долго длился тот пир, очень весел был Олоферн и пьянел от веселья и от вина. Наконец упал он на свое ложе и крепко уснул. Все гости разошлись, и Юдифь осталась с Олоферном одна.

Юдифь и Олоферн

Осторожно, чтобы не нашуметь, взяла она меч, который висел у изголовья ложа военачальника, взмолилась про себя и двумя ударами отрубила Олоферну голову. Потом столкнула тело с ложа, сняла пурпурную завесу, вышла наружу и позвала служанку свою.

В мешок, в котором прежде была еда, положила Юдифь голову Олоферна и туда же сунула завесу.

Как обычно, вышли они из лагеря, и никто их не остановил.

Когда вернулись они в свой город, началось великое торжество. Прибежал Ахиор и едва не упал в обморок, увидев голову Олоферна. Ободрились мужи израильские, повесили на городскую стену голову Олоферна и взялись за оружие.

Сегодня же нападем на ассирийцев, - решили старейшины.

С первыми лучами солнца распахнулись ворота, и сыны израильские ринулись в бой.

Увидели ассирийцы, что распахнулись городские ворота, пошли будить Олоферна, но когда нашли его бездыханное тело, страшно перепугались. Стали искать Юдифь и поняли: это она убила полководца и скрылась. Азимов Айзек

Олоферн Когда была завоевана Мидия, Навуходоносор готов был уже вернуться на запад. Иудифь, 2: 4–6…Навуходоносор… призвал главного вождя своего войска Олоферна… и сказал ему:…вот ты пойдешь от лица моего… и выступишь против всей земли на западе за то, что они не

Юдифь Когда вавилонский царь Навуходоносор начал завоевывать Иудею, в одном из ее городов, Ветилуе, жила богатая вдова по имени Юдифь. Были у нее пашни и пастбища, тучные стада и множество слуг. К тому же Юдифь отличалась ослепительной красотой. Однако ни красота, ни

Юдифь, Иудифь (греч.), в ветхозаветной апокрифической традиции благочестивая вдова, жена Манассии, спасающая свой город от нашествия ассирийцев; главный персонаж Книги Юдифи. Когда полководец ассирийского царя НавуходоносораОлоферн осаждает город Иудеи Ветилуй и в городе иссякают запасы воды, прекрасная Юдифь, надев свои лучшие одежды и захватив с собой провизию и служанку, выходит из города и направляется во вражеский стан. Там она предстаёт пред изумлённым ее красотой Олоферном, которому говорит, что пришла помочь ему овладеть впавшим в грех городом, указав ему момент, когда город будет передан богом в руки Олоферна. Полководец оказывает Юдифи прекрасный приём, и она остается в его стане, питаясь принесённой с собой едой и по ночам выходя в долину для омовения и молитвы. На четвёртый день Олоферн устраивает пир, на который приглашает Юдифь. Когда же они остаются одни в шатре и опьяневший Олоферн, мечтавший овладеть Юдифью, падает на свое ложе, она его же мечом отрубает ему голову и кладёт в корзину со съестными припасами. В полночь она по обыкновению выходит из стана и направляется в свой город. Голову Олоферна выставляют на городской стене. Утром в стане ассирийцев происходит замешательство, и ополчение города гонит вражеское войско до Дамаска.

Джорджоне. Юдифь.1504. Эрмитаж, Санкт-Петербург.
http://smallbay.ru/giorgione.html

Юдифь была излюбленным образом также и в европейской живописи. В средневековом христианстве история об обезглавливании Олоферна трактовалась как символизирующая торжество Девы над дьяволом и как победа чистоты и смирения над похотью и гордыней.

Judith with the Head of Holofernes The Walters Art Museum, Maryland.
Elisabetta Sirani 1659. http://www.liveinternet.ru/users/2010239/post109950932/

Какой мудрейшею из мудрых пифий
Поведан будет нам нелицемерный
Рассказ об иудеянке Юдифи,
О вавилонянине Олоферне?

Ведь много дней томилась Иудея,
Опалена горячими ветрами,
Ни спорить, ни покорствовать не смея,
Пред красными, как зарево, шатрами.

Сатрап был мощен и прекрасен телом,
Был голос у него как гул сраженья,
И всё же девушкой не овладело
Томительное головокруженье.

Но, верно, в час блаженный и проклятый,
Когда, как омут, приняло их ложе,
Поднялся ассирийский бык крылатый,
Так странно с ангелом любви несхожий.

Иль, может быть, в дыму кадильниц рея
И вскрикивая в грохоте тимпана,
Из мрака будущего Саломея
Кичилась головой Иоканаана.

Николай Гумилев

Сандро Боттичелли
Юдифь с головой Олоферна 1495-1500 г.г.

Юдифь легенда

Валерий Коган

Догорающее солнце провалилось за горизонт. Сумерки пали на землю Ханаана, неся с собой долгожданную прохладу. Но никто во всей Ветилуе не радовался ушедшему дню, ибо страшная беда нависла над городом, цепко схватила за горло каждого горожанина. Жажда мучила всех, старых и молодых, ни с чем не сравнимая жажда, от которой распухали губы, и язык присыхал к гортани.
В этот вечер столпились горожане у дома губернатора. Отворились двери, губернатор ступил на крыльцо, оглядел толпу и спросил:
– С чем пришли вы к дому моему?
И сказали ему люди:
– Вот уже двадцать дней ассирийское войско держит в осаде Ветилую. Двадцать дней даже мышь не может выскользнуть к источнику, чтоб напиться. Хлеб есть у нас, мясо есть, но нет воды. Взгляни, Озия, люди умирают от жажды.
Сказал в ответ Озия:
– Вижу я людские страдания, сам страдаю вместе со всеми. Но что я могу сделать? Я не Бог, я всего лишь губернатор.
Зашумели люди, зароптали, и тогда вышел из толпы старик и промолвил:
– Вот, что ты можешь сделать, Озия: открыть ворота города и просить полководца Олоферна пощадить наши жизни.
Взмахом руки Озия остановил его речи.
– Молчи, старик! Я не отдам город на поругание врагу! Говорю вам, вся надежда на небо, так будем же молиться о ниспослании чуда.
– Взгляни на нас, Озия, – вскричали горожане. – Взгляни на детей наших! Доколе нам ждать чуда? Будет ли в еще живых кто-нибудь, когда Господь пошлет это чудо?
– Пять дней и пять ночей даю сроку, – ответил Озия. – И если небо не смилостивится, значит, Господь отвернулся от нас, и нам остается уповать лишь на милость победителей. Да будет так! – И, повернувшись, Озия скрылся в своем доме.
Прошел еще один мучительный день, а когда солнце стало клониться к закату, многие увидели, как по улицам шла женщина красоты необыкновенной.
– Юдифь… Это Юдифь, – шептали ей вслед горожане.
Не было в Ветилуе человека, кто не знал бы ее. Слухи о красоте Юдифи растекались по всему Ханаану и дальше по Иудее. Из уст в уста передавались рассказы о ее праведности и благочестии. Три года прошло уже, как умер ее муж, три долгих года, а Юдифь все не снимала траурные одежды. Говорили также, что богата она несказанно. Но не радовало Юдифь богатство. Не нужны были ей бескрайние поля, бесчисленные стада. Три года прошло, как покинул ее любимый. Как хоронили его – не помнит Юдифь, что было после – не знает. И живет с тех пор, как во сне. Много красивых и знатных мужей искали путь к сердцу красавицы. Никого Юдифь и видеть не пожелала. И жила, проводя свои дни в молитвах.
Но сейчас не узнать было Юдифь. Где ее траурные одежды? Она шла в лучшем своем убранстве, надев самые дорогие украшения.
У ворот люди пытались остановить ее, говоря:
– Куда же ты? Погибнешь!
Но никого Юдифь не слушала. Выскользнула из города, неся тяжелую корзину, и лязгнули за ней запоры.
Видели со стен города, как направилась она к стану неприятеля и скрылась в сгущающемся мраке.
Глухая тьма покрыла город. И тишина нарушалась лишь шепотом молитв. Где же оно, чудо?
Сиял огнями стан войска, осадившего город, и веселье царило среди воинов. Радовались они передышке от похода, вкусной еде, обильному питью, предвкушали богатую добычу, которая вот-вот падет им в руки без великой битвы и многочисленных жертв. Со дня на день ожидали они известия о сдаче города.
Пламя костра взметалось в небо, и искры уносились ввысь, смешиваясь с крупными звездами, нависшими, казалось, над самой землей. Лежа у огня, отдыхали воины после сытного ужина, развлекали друг друга хвастливыми рассказами о былых походах.
Словно призрак, словно видение, из тьмы вдруг возникла прекрасная незнакомка и молча остановилась около костра. Разговор увяз в наступившей тишине, и только костер потрескивал, швыряя искры к звездам.
– Кто ты, женщина или дух? – спросил, приподнявшись, бородатый воин с багровым шрамом через все лицо. И закашлялся от неожиданности.
– Проводите меня к Олоферну! – звонко прозвучали слова, и столь властным был этот голос, привыкший повелевать, что вскочили мужи, закаленные в битвах, и стали наперебой предлагать свои услуги.
Бородач со шрамом на правах старшего мановением руки заставил всех умолкнуть и сказал хрипло:
– Идем, незнакомка, я провожу тебя.
Качнулось пламя в светильнике, подпрыгнули и заметались тени по шатру, и в этом неверном свете предстала пред Олоферном Юдифь. Бородач пытался что-то объяснить, но слова его глохли в сиянии, исходящем от праздничных одежд, драгоценных украшений. Или от неземной красоты незнакомки. А та, ступив шаг, пала на колени и склонилась низко, до самой земли.
Удивленный Олоферн вскочил, подошел к ней, поднял, заглянул в лицо и спросил:
– Кто ты, откуда и зачем пришла?
И был ему ответ:
– Имя мое Юдифь, живу я в Ветилуе. А пришла я сказать открывшуюся мне волю Всевышнего: не пройдет и пяти дней, как падет непокорный город, и ты войдешь в него победителем.
– Прекрасная иудейка, – вскричал Олоферн. – Если сбудется твое пророчество, я воистину поверю, что велик ваш Бог и прекрасен народ, у которого такие дочери!
Кликнул Олоферн слуг и повелел поставить рядом шатер для гостьи, подать ей еды и питья, сколько пожелает. А Юдифь открыла свою корзину, вынула приготовленные ею яства и принялась угощать Олоферна.
Отведал Олоферн кушанья, и увидела Юдифь, как подобно маленькому ребенку, мудрый и великий полководец радовался и причмокивал, запивая ароматным вином еду, приготовленную по лучшим рецептам. И улыбнулась против своей воли.
До поздней ночи Юдифь и Олоферн коротали время в приятной беседе. Лишь когда стало светлеть небо на востоке, Олоферн взял Юдифь за руку, проводил в роскошный шатер, поставленный рядом, поклонился на прощанье и оставил одну.
Но долго еще не спала Юдифь. Смущена была душа ее. Не таким, о, нет, не таким представляла она Олоферна. Знала Юдифь, покидая город, на что шла, и приготовилась к худшему. Не жизнь – честь свою возложила она на алтарь спасения города. Ибо на что могла рассчитывать молодая и красивая женщина, пришедшая ночью в шатер ненавистного врага? Ко всему была готова Юдифь. Но увидела она прекрасного, сильного учтивого мужа и теперь молила Господа дать ей силы исполнить задуманное.
Но когда сон затуманил разум и закрыл глаза, привиделось ей, что в шатер входит Олоферн. Вот он подходит к ней ближе, ближе… Собрав все силы, хочет Юдифь вскочить, убежать… Но пристальный взгляд лишает ее воли, немеют члены. Склоняется Олоферн над нею, сильные руки поднимают ее с ложа… Поцелуй острее кинжала пронзает тело, дрожью отзывается оно, истосковавшееся по мужской ласке…
Открыла глаза Юдифь – никого рядом. Вскочила с ложа, пала на колени и горячо зашептала:
– О, Господи всемогущий, просветли мой разум, затуманенный этим человеком, избавь меня от чар его, чтоб смогла я свершить то, ради чего пошла на страшный грех. Помоги мне, Господи!.. И прости меня!
Прошел день, и когда приблизился вечер, прислал Олоферн слугу своего скопца Багоя к Юдифи пригласить ее к ужину.
Радушно встретил Олоферн гостью, приветливо улыбнувшись, проводил ее за накрытый стол. Затем, когда они остались вдвоем, спросил:
– Как ты отдохнула, прекрасная Юдифь? Удобно ли тебе было?
Ответила Юдифь:
– Все было хорошо, благодарю тебя, великий Олоферн.
Улыбнулся Олоферн:
– Не называй меня великим, Юдифь. Если я и велик, то только в битве, когда мои воины наводят страх на неприятеля, когда становится красным от вражеской крови мой меч.
Олоферн метнул взгляд в сторону. Юдифь глянула туда же и увидела лежащий у изголовья огромный меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями, сияние которых радужным туманом рассеивалось на сетке от комаров, свисающей над ложем. Отвела глаза Юдифь, не в силах смотреть на это сияние, которое не могло скрыть смертоносный блеск лезвия.
Олоферн, казалось, понял ее задумчивость и сказал:
– Прогони печальные мысли, Юдифь. Я вновь хочу видеть твою улыбку.
Молвила Юдифь в ответ:
– Кажи, Олоферн, что будет с Ветилуей, когда твои воины войдут в нее?
Олоферн пожал плечами:
– Что Ветилуя? Это всего лишь мелкое препятствие на нашем пути в Египет. Там нас ждут великие битвы и богатая добыча. А Ветилуя – только небольшое развлечение для моих солдат, соскучившихся по рукопашной. Я постараюсь не допустить кровопролития, но каждый воин должен унести с собой хоть какую-нибудь добычу. Понимаю, это жестоко, но война есть война. И не будем говорить больше о грустном. Отведай моего вина, оно ничуть не хуже твоего, но в нем есть своя неповторимость.
Вино, красное, как кровь, плескалось в серебряной чаше, которую Юдифь поднесла к губам. Мысленно прошептала:
– Господи, дай мне силы…
И отпила немного.
Вино ударило в голову, теплая волна разлилась по телу, ставшему вдруг легким, почти невесомым.
И улыбнулась Юдифь Олоферну.
Долго длился ужин. Все дальше уходили, затуманивались страдания и беды Ветилуи, воины, веселящиеся у костров в ожидании добычи, притягательно-страшный меч, притаившийся у ложа. Все ближе становилось суровое лицо Олоферна, которому так идет улыбка, его горящие глаза, могучие руки…
Сгинул весь мир, и остались они вдвоем – Юдифь и Олоферн.
– Нет… не надо… – прошептала или подумала Юдифь, когда приблизилось вплотную лицо Олоферна, и его жаркое дыхание опалило ее. Но слова эти умерли в ней, сожженные взглядом углей-глаз из-под нависших черных бровей. Сильные руки неловко обняли Юдифь за плечи, и обессиленная, она склонилась к Олоферну, руки обвили его шею, голова легла на могучую грудь…
Кто знает, кто объяснить может, что есть счастье? Почему счастьем оказывается то, что вчера казалось грехом? И куда уходит оно, едва коснувшись своим крылом человека?
Широко раскрытыми глазами смотрела Юдифь в потолок шатра, дальше, в небо, в самую обитель Бога, и не видела его там.
Три года молила Бога Юдифь даровать покой ее душе, обожженной потерей. Три года ждала, что утихнет боль. Но молитвы ее не были услышаны. Исцеление пришло, когда она меньше всего ждала этого. Исцеление ли? Или Бог даровал ей минуты счастья, чтоб подготовить к новым испытаниям?
– Господи, ну почему ты так жесток?!
Счастье быстротечно. Оно волной подхватывает человека, поднимает его на вершину блаженства и ускользает из-под него. И чем выше вознесется смертный на гребне той волны, тем глубже оказывается пропасть его последующего падения.
Знала Юдифь, что близок уже миг, когда сорвется она в пропасть и больше никогда не поднимется из мрачных глубин. Но этот миг еще не наступил. А счастье – вот оно! Юдифь повернула голову и всмотрелась в лицо забывшегося сном Олоферна. Даже во сне он то хмурился, то улыбался; вот тень пробежала по его лицу, и губы прошептали ее имя. Он открыл глаза, резко поднялся. Увидел Юдифь, тряхнул головой, провел рукой по ее волосам и сказал негромко:
– Привиделось мне, что злые силы разлучили нас. Дурное предзнаменование шлют нам Боги.
Молча Юдифь обняла его, и ощутил Олоферн на своих губах соленый привкус.
– Ты плачешь? – вскричал он. – Так знай, что нет силы такой, чтоб смогла заставить нас расстаться! Отныне мы вместе навсегда! Именно этого желал Юдифь больше всего на свете. Но, сознавая всю несбыточность своего желания, разрыдалась, не в силах дальше сдерживать себя. А Олоферн, не понимая причины, шептал ей нежные слова, пытался утешить, пока не уснула она, обессилев, у него на руках. День и ночь, потом еще день прошли незаметно в ласках, объятиях и поцелуях. Ни на минуту не разлучались Юдифь и Олоферн. Снова пришел вечер. И сказал Олоферн за ужином:
– Когда падет Ветилуя, я перед всеми объявлю тебя своей женой.
Отчаянная мысль мелькнула у Юдифи, свет надежды коснулся сердца, и сказала она:
– Пощади Ветилую, Олоферн. У тебя впереди еще много великих битв и славных побед. Зачем тебе этот маленький город? Пощади Ветилую!

Александр Воронков. Юдифь
http://www.voronkov.ru/index.php?id=art

Ответил Олоферн:
– Милая моя Юдифь! Моя любовь к тебе велика, как горы, безбрежна, как море. Но ты должна понять, что принадлежу я не тебе одной. Я – воин и принадлежу моим солдатам, как и они принадлежат мне. Да, у меня впереди много битв, но именно поэтому солдаты должны быть уверены в своем полководце, тогда он может быть уверен в них. Без этого не бывает побед. Я пощадил бы Ветилую, но тогда мои воины скажут: «Наш командир – трус, наш командир – женщина, он не держит своего слова». Нет, я обещал им Ветилую, и Ветилуя должна пасть. И даже ради тебя я бессилен что-либо сделать.
Опечалилась Юдифь и даже хотела воспротивиться ласкам Олоферна, но столь нежны были эти большие руки, более привыкшие к мечу, столь пылки были объятия, что оттаяла в них Юдифь, затрепетала проснувшаяся в ней женщина. С легким шорохом скользнули на пол одежды, и сама Юдифь увлекла Олоферна на ложе, сгорая от желания.
Она точно знала, что это последняя их ночь, и оттого никак не могла утолить сжигающую ее жажду, копившуюся три долгих вдовьих года.
Лишь под утро уснул Олоферн, разметавшись на ложе. Но не спала Юдифь. Близился рассвет. На исходе была последняя, пятая ночь срока назначенного Озией. С восходом солнца откроются ворота города, и вооруженные до зубов воины ворвутся в город. Резня, грабежи, пожары… Милость победителей…
Юдифь осторожно высвободилась из объятий Олоферна. Теперь она стояла над ним, вглядываясь в его лицо, дышащее покоем. Этот человек… Он принес беду в ее край, принес войну. Он принес ей счастье, такое неожиданное и такое короткое. Счастье и война… Они сошлись в смертельной схватке. И война оказалась сильнее. Будь она проклята!
Бешено колотилось сердце. То, что она сейчас должна сделать, было выше ее сил.
Юдифь протянула руку, и холод рукояти ожег ее. Но – стерпела. Выползло из ножен длинное лезвие. Обеими руками Юдифь подняла меч. Господи, до чего тяжел он!
– Всемогущий Боже, помоги мне! Дай мне силы!
Блеснул клинок и с глухим стуком вонзился в шею Олоферна. Брызнула кровь, затуманилось в глазах Юдифи. Ничего не видя и не слыша, опустилась она на пол, и померк ее разум.
Прошла вечность, и когда Юдифь открыла глаза, в отблесках тревожного пламени светильника багрово сверкнул ручеек, змеей подползающий к лицу ее. Закричать бы, но не было сил.
Юдифь не понимала, что делала, словно это была не она, а кто-то другой. Вскочив, сорвала защитную сетку, завернула в нее голову, скатившуюся с ложа, огляделась, положила в свою корзину сверток и, одевшись, вышла из шатра.
Никто не остановил ее: все уже знали о прекрасной незнакомке, очаровавшей полководца.
Юдифь успела вовремя. Едва она подошла к воротам, брызнули из-за горизонта первые лучи восходящего солнца. Дрогнули ворота и стали открываться. Юдифь шагнула в город, прошептала:
– Вот… Возьмите…
И протянула корзину. Больше не оставалось ни сил, ни чувств, замертво рухнула она на землю.
Вечером у дома Юдифи собралась толпа. Весь город был здесь. Горожане хотели рассказать ей о том, в какое отчаяние пришли воины неприятеля, увидев обезглавленное тело Олоферна, какая паника поднялась в их стане, когда над воротами Ветилуи была поднята голова его. Хотели рассказать о великой битве, когда воины, лишившиеся своего полководца, бросились бежать, а защитники города догоняли и убивали их, и мало кто живым ушел. Хотели рассказать о богатой добыче, которая досталась горожанам, преподнести Юдифи сокровища Олоферна, принадлежащие ей по праву…
Но наглухо были закрыты двери дома. А в дальней комнате, упав на пол, безутешно рыдала Юдифь. Юдифь-спасительница, Юдифь-героиня, Юдифь, чье имя, пройдя через века, станет легендой…
Но ей-то что с того?

Сандро Боттичелли 1472-1473. Уффици, Флоренция.

Из библейских сюжетов традиционно выбирались наиболее драматические и ужасные. И вот один из них – Юдифь и Олоферн. История явно не однозначная: с одной стороны патриотический порыв героини, благодаря которой удалось победить жестокого врага, а с другой – неприемлемая для средневекового общества (да и для позднейших эпох также) активная роль женщины в этом процессе. Юдифь, конечно, героиня, но какая-то неправильная: мало того, что безо всяких колебаний и комплексов соблазнила мужчину (конечно, он был врагом, ну а вдруг ей придет в голову соблазнить еще кого-то из собственных соплеменников), так еще и обезглавила его, не отравила, подсыпав зелье в напитки, не просто сходила в разведку, а затем провела во вражеский лагерь карательный отряд. Нет, она все решила сама. Конечно, убийство вражеского полководца мобилизовало ее соплеменников, победа была одержана, но осадок, све равно остался.

Изначально наиболее распространенным был сюжет, именуемый «Юдифь с головой Олоферна». Он появился еще в средние века, но особое распространение получил в эпоху Возрождения. Очевидно, художники пытались постичь сущность женской природы, изображая, одновременно убийцу и патриотку. Впрочем, в более ранние эпохи Юдифь символизировала Добродетель, побеждающую порок (в принципе, такое толкование не противоречит логике), либо Смирение (что совершенно не подходит ко всей этой истории).

Но наиболее типичной была все-таки другая версия толкования этой истории: Юдифь символизировала Коварство женщин, приводящее к несчастьям мужчин. Иногда художники даже делали парные сюжеты: «Юдифь и Олоферн» и «Самсон и Далила».

Вариант, когда молодая женщина держит голову поверженного мужчины вместо сумочки, постепенно к середине 16 века, то есть к эпохе маньеризма и раннего барокко, сменился наиболее драматическим эпизодом собственно отрезания головы усыпленному врагу. Иногда в сцене присутствует и служанка, возможно, для того, чтобы усилить эффект от женского присутствия.

В эпоху контрреформации, то есть во второй половине 16 века история Юдифи неожиданно начинает символизировать Кару либо Победу над грехом. Очевидно, к такому толкованию истории богословов подтолкнул меч в ругах у героини, которым она умело пользуется.

И как бы ни была прекрасна Юдифь на этих полотнах, отрезанная голова Олоферна не дает зрителю забыть, что одна женщина может быть не менее опасна, чем целая вражеская армия.

"Юдифь" или "Иудифь" - женский вариант имени "Иуда". Иуда - довольно распространенное в древности палестинское имя; даже целое племя ("колено"), весьма многочисленное, носило и до сих пор носит его - иудеи, в честь прародителя. В нашем же сознании "Иуда" и "предательство" - синонимы; для этого было достаточно одного единственного неосмотрительного поступка одного единственного Иуды, христопродавца. К Юдифи это ни имеет никакого отношения, просто женщина-тезка, но все же, если задуматься, где в ее случае проходит граница между отвагой и коварством?

Сандро Боттичелли (1472 (слева) и 1490гг)

Давайте вспомним, что это был за случай.
"В восемнадцатом году, в двадцать второй день первого месяца, последовало в доме Навуходоносора, царя Ассирийского, повеление — совершить, как он сказал, отмщение всей земле. Созвав всех служителей и всех сановников своих, он открыл им тайну своего намерения и своими устами определил всякое зло той земле. И они решили погубить всех, кто не повиновался слову уст его".
Иудифь 1:12

Микеланджело Буонаротти, часть росписи Сикстинской капеллы, прим. 1480.

Полководца Олоферна отправили с важной миссией в подвластные Ассирии земли - покарать непокорных и донести новую идеологию. Навудохоносора все покоренные народы должны были признать богом, а от своих старых богов отказаться. Огненной саранчой пронеслись по городам и деревням войска Олоферна, истребляя идолов, разоряя святилища, вырубая священные рощи и безжалостно убивая сопротивлявшихся. Пришел черед и Иудеи, войска подступили к городу Ветулуе.

"И в тот же день поднялись все сильные мужи их: войско их состояло из ста семидесяти тысяч ратников, воинов пеших, и из двенадцати тысяч конных, кроме обоза и пеших людей, бывших при них, — а и этих было многое множество. Остановившись на долине близ Ветилуи при источнике, они протянулись в ширину от Дофаима до Велфема, а в длину от Ветилуи до Киамона, лежащего против Ездрилона. Сыны же Израиля, увидев множество их, очень смутились, и каждый говорил ближнему своему: теперь они опустошат всю землю, и ни высокие горы, ни долины, ни холмы не выдержат их тяжести. И, взяв каждый свое боевое оружие и зажегши огни на башнях своих, они всю эту ночь провели на страже. На другой день Олоферн вывел всю свою конницу пред лице сынов Израилевых, бывших в Ветилуе, осмотрел восходы города их, обошел и занял источники вод их и, оцепив их ратными мужами, возвратился к своему народу".

Лоренцо Лотто, 1512

Источники воды были захвачены врагом, городу угрожала жажда и голод. В городе жила Юдифь, молодая вдова иудея Манассии, умершего незадолго до этого от теплового удара во время жатвы ячменя. Она несколько дней молилась единому богу Иегове вместе со своими земляками, но войска врага окружили город и не собирались уходить, и молодая прекрасная женщина решила, что жертвенный поступок может быть действеннее молитв. Она облачилась в роскошные наряды, одела лучшие свои украшения и двинулась в путь, к стану Олоферна, прихватив с собой служанку, несущую мешок с кошерной едой.

Андреа Мантенья, 1495

Полководец принял ее, как важную гостью - ведь Юдифь была хороша собой и сразу приглянулась Олоферну. Три дня пробыла она в гостях у него, присутствуя на пирах и делая все, чтобы соблазнить главного своего врага и втереться в доверие. История стыдливо скрывает подробности, нам предлагается целомудренная версия: Олоферн отважился на решительные действия только на третий день, но слишком перебрал спиртного и уснул, оставшись наедине с красавицей. Что там было на самом деле, скрыто за завесой тайны, судя по всему, не все художники, прибегнувшие к популярному сюжету, верили в то, что между Юдифью и Олоферном ничего не было. А что, такая недосказанность только придает пикантности всей этой истории.

Джорджоне, 1505. Его Юдифь такая женственная и мягкая, как этот облик не вяжется с тем, что она сделала!

Да это и не важно, важно то, чем все закончилось - Юдифь обезглавила спящего Олоферна его же мечом, голову служанка положила тот самый мешок для кошерной еды, и обе украдкой улизнули в темноте из лагеря врага, вернувшись в родной город. Наутро ассирийцы обнаружили обезглавленное тело своего полководца и в ужасе бежали восвояси. Юдифь принесла голову кровожадного врага в родной город и, торжествуя, достала ее из мешка и показала всем. Ликованию израильтян не было предела!

Юдифь больше не выходила замуж и прожила в почете 105 лет. Сидела потом на пенсии и думала где-то на восьмом десятке: "А может, и не надо было тогда тому парню отказывать. Ну, в такой жесткой форме".

Юдифь почитается в христианской и иудейской религиях, как ветхозаветнаяя праматерь. Живописцы всех времен ее просто обожают - такой многослойный и противоречивый образ.
Ох, и затаскали сюжет художники! Еще бы: такая убийственная женственнось, такая неженская жестокость!

Пошли смотреть.

Тициан, 1515

Тициан, 1570.
Между двумя шедеврами Тициана 55 лет, ведь сам художник прожил невероятно долгую жизнь - 88 лет. На первой картине Юдифь юная и трепетная, похожая на Юдифь Джорджоне. На второй - более зрелая и искушенная, такое себе рыжеволосое воплощение вероломства.

Винченцо Катена, 1520-25

Юдифь на картине венецианца выглядит вполне прозаично. Изображение можно было бы принять за светский портрет молодой девушки на фоне безмятежного итальянского пейзажа, если бы не ужасный трофей, лежащий прямо перед ней. Если внимательно присмотреться, есть еще некоторые нюансы. Интимный характер изображению придает нижняя сорочка, в которую облачена девушка, верхнее платье небрежно наброшено на плечо. И такое мягкое, невинное лицо!

Бенвенуто Тизио де Гарофало, 1525

Художник принадлежал к Феррарской школе, поэтому ощущается некоторое влияние Северного ренессанса. Юдифь на многих картинах итальянцев изображалась белокурой красоткой - именно такие дамы были в моде в то время. Черноволосых итальянок не так много, и всем известнет их старинный секрет - красавицы Возрождения смачивали волосы лимонным соком и часами сидели под палящим солнцем.

Ян Корнелис Вермейн, 1525

На многочисленных светских портретах Вермейна мы видим обычных людей - приземленных и не идеальных, Юдифь же у него получилась высшим существом - возвышенным, утонченным; она словно светится изнутри через полупрозрачную кожу. Здесь нет никакого эротического подтекста - просто карающий меч правосудия. В женском обиличии.

Джованни Антонио Парденоне, 1530
Юдифь на этой картине прекрасна потому, что выглядит удивительно живой (в отличие от ее жертвы). Ее поза и выражение лица демонстрируют кротость, контрастируя со страстным и решительным взглядом черных глаз. Ужасно, но мертвую голову она держит в руках без всякого страха и отвращения.

Лукас Кранах старший , 1530.
Сохранилось более десятка изображений Юдифи в его исполнении. И у всех - лицо Сибиллы Клевской, супруги покровителя немецкого художника, Иоанна Фридриха, курфюрста Саксонского. Кранах рисовал ее без устали - как минимум, он был восхищен красивой и начитанной дамой, возможно - тайно влюблен в нее.

Амброзиус Бенсон 1533
Художник был итальянцем по национальности, но всю жизнь жил и работал в Нидерландах, поэтому стиль такой необычный, смешанный. Его Юдифь практически обнажена - видимо, у них с Олеферном... ну, совсем почти дошло до дела. Но в последний момент он, разумеется, заснул.

Ламберт Сустрис, 1550
Здесь все наоборот - Сустрис родился в Северных Нидерландах, но учился и работал в Италии. У него такая забавная немного Юдифь, "купеческая". В ее руках более уместен был бы качан капусты. Не верится, что это пухлое создание с робким взглядом могло безжалостно отсечь голову у старого воина.

Джорджо Вазари, 1554
А здесь уже никаких сомнений - убила без всякой жалости! Даже платье у нее смахивает на одеяние римского солдата.

Лоренцо Сабатини, 1562
Еще одна купчиха в мясной лавке, прости господи.

1579 Тинторето
Венецианский художник был удивительно популярен и плодовит. Юдифь он изображал несколько раз, это - наиболее удачная работа (признаться, из-под кисти художника, спешившего удовлетоврить побольше заказчиков, не всегда выходили шедевры). Это уже самое позднее Возрождение, уже почти маньеризм.

Лавиния Фонтана, 1595
Женщины-художники эпохи Возрождения - редкость, и тем более они удивительны, как явление. Это, кажется, автопортрет. Во всяком случае, Юдифь очень похожа на знаменитый автопортрет Лавинии. Обратите внимание на голову Олоферна - такое впечатление, что он уже мертв с неделю.

Лавиния Фонтана, 1596
...И эта тоже.

Галиция Феде, 1596
Еще одна женщина-художник и еще один автопортрет. Очень талантлива была, известна изящными натюрмортами. Ну, и такое проскакивало.

1598. Веронезе
Как часто стали писать Юдифь в 16-17 веках! Для католической Италии этот сюжет стал символичным - в эпоху Религиозных войн Юдифь стала символом крепости и верности старой вере.

Караваджо.1599
Потрясающая работа! На мой взгляд, это самая выразительная Юдифь всех времен и народов! Где-то читала, что Караваджо в наше время стал бы гениальным режиссером, таким драматизмом иполнены его работы. Отсечение головы (и убийство вообще) в его творчестве занимает заметное место. Не часто встречается в живописи и этот ужасный сюжет - Юдифь "в процессе". Юное и прекрасное лицо женщины поражает своей отрешенностью и... брезгливостью.

Агостино Карраччи, 1600

Еще одна отрешенная Юдифь. И даже будто бы сонная.

Джузеппе Чезари. 1605-10.

Она - совсем юный цветочек, он - противный старикашка. Даже этого повода достаточно!

Маттео Роселли, 1610
Как вы думаете, что привлекло мое внимание в первую очередь? Правильно, босоножки!

1610-15. Паоло Сарачени

Явное влияние Караваджо - вот эта контрастная светотень особо подчеркивает драматизм сцены.

Орацио Джентилески, 1608

Бытовая повседневнось происходящего поражает воображение и подчеркивает угрюмый криминальный характер сцены. Если не смотреть на корзину, можно подумать, что сообщницы просто стащили курицу на кухне хозяйки.

Орацио Джентилески, 1621-24
Здесь уже больше пафоса и драмы - видимо, повлияли семейные неурядицы, которые пришлось пережить семье Джентилески, я расскажу о них позже. Интересные у него были работы - бесспортно влияние Караваджо, характерная светотень, и при этом яркая тосканская колористика.

1612-20. Артемизия Джентилески
Автор - дочь Орацио Джентилески, еще одна караваджистка. Девушка перенесла личную трагедию - ее изнасиловал знакомый отца, часто бывавший в их доме художник Агостино Тасси. Последовал суд, публичный позор, унизительные допросы. Насильнику дали всего год тюрьмы - судьи не исключали, что Артемизия добровольно вступила с ним в связь, но затем донесла на него после того, как узнала, что он уже женат. Так или иначе, пережитая драма и жажда мести нашли отражение в творчестве художницы. Кровищи-то больше, чем у самого Караваджо!

Артемизия Джентилески
Всем своим Юдифям художница придавала собственные черты. Еще она рисовала себя в образе христианских мучениц, поруганной Лукреции, Сусанны, оболганной старцами, Иаили и прочих дам, пытавшихся постоять за свою честь.

Еще Артемизия Джентилески

...И еще.

Две очень похожие работы Кристофано Аллори, 1613
Не знаю, кто был моделью художника, но хороша она неимоверно! Бесстрастность и красота, торжество чести и правосудия.

Джованни Франческо Геррери, 1615
Тетка такая базарная, и так ужасно деловито она все это проделывает!

Симон Вуэ, 1615-20
Француз, учившийся в Италии, очень талантливый и мало известный. Здесь Юдифь выглядит немного вульгарной и высокомерной - она явно торжествует.

Симон Вуэ, 1615-27
Уже немного другая - открытое благородное лицо, изящная поза и ни тени раскаяния.

Симон Вуэ, 1640
"Седина в бороду": чем старше художник, тем обнаженнее героиня.

Рубенс, 1616
Юдифь с лицом Елены Фурмен, второй жены художника, и с ее мясистой грудью. Очевидно, уязвимая женственность может стать мощным оружием! Смотрите-ка, сарушка-служанка очень довольна.

Рубенс, 1620
Даже странно - совсем другая трактовка всего через 4 года.

Леонелло Спада, 1618-19
Единственная Юдифь из представленных, которая хотя бы отдаленно напоминает иудейскую женщину.

Антиведутто Грамматика, 1620
...А эта совсем не напоминает.

Вирджиния да Веццо, 1624-26
Картину написала ученица, а затем и жена художника Симона Вуэ (он здесь представлен). Ее Юдифь, кажется, даже слегка веселится.

1628 Валентин де Булонь
Жаль, не смогла найти репродукцию получше, хорошая работа. Булонь был французским караваджистом, даже композиция позаимствована у Караваджо, но все равно довольно своеобразно. Юдифь такая молоденькая и миловидная.

1629 Валентин де Булонь

Красавица! Иудейская Фемида. "Кто с мечом к нам придет,...", ну, или что-то в этом роде.

Массимо Станцоне, 1630
Нелепый "сарацинский" наряд и фотографическая точность изображения лица. И немножко религиозного пафоса.

Алессандро Варотари, 1636

"Ой, такая я вся романтичная и задумчивая..."

Саломон де Брей, 1636
Голландский живописец "Золотого века" редко прибегал к религиозным сюжетам, он, в основном, писал портреты и жанровые сцены. Так что, если бы не голова доверчивого и похотливого дурака, вполне себе бытовая ситуация. И девушка явно не еврейская.

Трофим Биго, 1640
Еще один караваджист, француз. У него такая утрировано контрастная светотень, что его его нередко называли "мастером огонька свечи". И Юдифь у него эдакая рыжая бестия.

Элизабетта Сирани, 1658
Дочь художника Гвидо Рени вынуждена была ремеслом художника кормить семью, когда отец не смог работать из-за артрита. Умерла очень рано, в 27 лет.

Ян де Брей, 1659
У голландцев есть такая особенность - даже пафосных библейских героев они изображают до смешного обыденно. Это, например, напоминает кровавую ссору подвыпивших любовников.

Антонио Дзанки, 1670

От картины исходит аура неудержимого эротизма - просто таки Эрос и Танатос.
Она ему такая: "Ну что ж ты, дурачок, повёлся?).

Григорио Лаццарини, 1700
Жутко так, а она даже улыбается еле заметно.

Джованни Батиста Пьяцетта, 1720

Джованни Батиста Пьяцетта, 1745

Филип ван Дейк, 1726

Так что, мужчины, не стоит напиваться и засыпать в компании малознакомых женщин, особенно если собираетесь захватить их страну. А то проснетесь однажды, а голова на тумбочке!